главная от а до я новые диски рецензии книжная полка пестрые листки ссылки

Шафран Шуман/Дворжак

Р.Шуман Концерт для виолончели ля минор
А.Дворжак Концерт для виолончели си минор
Даниил Шафран (виолончель)
Государственный симфонический оркестр СССР/Кирилл Кондрашин
Государственный симфонический оркестр Эстонской ССР/Нээми Ярви
Мелодия MELCD 10 00877
(Серия "Maestri del arco")
Записи 1953 и 1979 гг.
В 1937 году 14-летний Даня Шафран, сын концертмейстера виолончелей в "заслуженном коллективе республики" оркестре Ленинградской Филармонии и ученик школы-десятилетки при Ленинградской Консерватории, неожиданно для всех выиграл Всесоюзный конкурс музыкантов-исполнителей. Он получил первую премию, участвуя в конкурсе "вне конкурса", потому что был слишком молод. Но даже при той сильнейшей конкуренции, которую составляли тогда Шафрану его более взрослые коллеги, не назвать его победителем было невозможно: он был очевидно сильнее, и решение жюри оказалось единодушным. После этой победы Советское правительство оказало новоиспеченному лауреату следующие благодеяния. Семья, 15 лет жившая в тесных коммуналках, получила в Ленинграде отдельную трехкомнатную квартиру на Восьмой Советской улице, а Дане была подарена уникальная виолончель, сделанная в мастерской Антонио и Иеронима Амати в 1630 году: инструмент был чуть меньше стандартного размера, то, что мастера называют "недомерок". Но с этим инструментом Даниил Шафран не расставался никогда и играл на нем ровно 60 (!) лет до дня своей смерти 7 февраля 1997 года. Трогательная история о том, как Шафран однажды оставил эту виолончель в Париже, в мастерской прославленного мастера Этьена Ватло, чтобы тот привел инструмент в порядок, и буквально через неделю забрал обратно, будучи не в силах переносить разлуку, не является ни легендой, ни вымыслом - именно так и было. Однако после 1937 года профессор Александр Штример - первый и единственный учитель Даниила Шафрана - решительно воспротивился идее "запустить мальчика в тираж", то есть начать активную концертную деятельность, сказав, что еще слишком многому надо учиться. Юный лауреат сделал только одну запись на пластинки: "Вариации на тему рококо" П.И. Чайковского с оркестром под управлением Александра Гаука, что тогда занимало 4 больших шеллачных диска на 78 оборотов. Летом 1941 года 18-летний Шафран записался добровольцем в ополчение и до ноября действительно воевал, - пока кому-то не пришла в голову мысль, что использовать этого молодого человека в качестве необученного и практически безоружного солдата не совсем правильно. Шафрана отзывают из армии и командируют в Новосибирск, куда эвакуированы из Ленинграда и Консерватория, и филармонический оркестр. С 1943 года Даниил Шафран - солист Московской Филармонии, причем это единственная запись в его трудовой книжке вплоть до выхода на пенсию. В 1949 и 1950 годах два крупнейших международных виолончельных конкурса того времени - в Будапеште и Праге соответственно - заканчиваются одинаково: первую премию делят Даниил Шафран и Мстислав Ростропович. Шафран стал первым виолончелистом, сыгравшим в СССР все Шесть сольных сюит И. С. Баха. С 1978 по 1990 год он возглавлял жюри виолончельное конкурса имени П.И. Чайковского в Москве. И все это время его рабочий график необычайно напряженным: концерты, записи, мастер классы, гастроли...
Первая для Даниила Шафрана поездка в Соединенные Штаты Америки состоялась в 1960 году. Нью-Йорк пестрел афишами - гастроли организовывал ни кто иной, как Сол Юрок - импресарио мирового масштаба, который всегда знал, кого он представляет, и избегал работать со случайными людьми. Особенно шикарной была афиша дебютного концерта в Карнеги-Холл: портрет 37-летнего Даниила Шафрана в профиль и цитата из статьи знаменитого американского музыкального критика Гарольда Шёнберга: "Экстраординарно музыкален и технически совершенен". Причем в рецензиях это повторялось уже десятки раз, на все лады: обещания не просто полностью соответствовали реальности, - она превосходила самые смелые ожидания. В 1976 году Даниил Борисович совершает очередной и уже традиционный большой тур по городам США. В общей сложности поездка заняла около трех месяцев. Вместе с пианистом Антоном Гинзбургом они сыграли рекордное количество концертов - около 80. Критики по-прежнему писали о Шафране как о явлении экстраординарном, рецензии восхваляли талант, технику и харизму исполнителя, отмечали удивительное прочтение пяти виолончельных сонат Бетховена.
В середине 90-ых после триумфального концерта в Вигмор-холле (стоячая овация публики, заголовки в газетах "Возвращение живой легенды") сразу три лондонских оркестра выразили желание сотрудничать с артистом, а благодаря приглашению от Хантингтонского фестиваля камерной музыки в Австралии он посетил одну из очень немногих стран, где ему раньше никогда не приходилось играть.
Последний концерт, который Народный артист СССР, лауреат Государственной премии Даниил Борисович Шафран сыграл в Большом зале Московской консерватории, состоялся 11 декабря 1992 года. Больше в Москве он не выступал. О концерте Шафрана не знал практически никто: афиш, растяжек и объявлений не было вообще. Лишь у бокового входа в зал висел листок писчей белой бумаги. Надпись, сделанная маленькими буквами, сообщала: "Сонатный вечер. Даниил Шафран, Антон Гинзбург". На концерте присутствовало 200-250 человек - это значительно меньше трети зала. Первая соната Брамса, Альтовая соната Шостаковича в транскрипции самого Шафрана для виолончели. Во втором отделении - соната Сезара Франка. Полупустой зал приветствовал музыканта стоя - он бисировал 10 раз! Ровно за неделю до московского выступления - 4 декабря того же года - та же самая программа была восторженно встречена и слушателями Санкт-Петербурга, вот только Большой зал Петербургской филармонии был переполнен, с трудом вместив желающих послушать музыканта.
Мог ли Шафран оставить концертную деятельность, занявшись чем-нибудь другим (например, преподаванием), могла ли иначе сложиться его судьба, иначе сформироваться его исполнительский стиль, который даже вовсе не знакомый с игрой Шафрана человек, услышав однажды, ни с чем и ни с кем не спутает? Едва ли. Это был музыкант, с которого можно было бы написать портрет не только истинного петербургского интеллигента или последнего романтика, но и "трудоголика" в самом лучшем смысле слова - человек, буквально "прикованный" к виолончели и не представлявший своей жизни без постоянного общения с музыкой. Как-то после утомительнейших перелетов, переездов и серии успешных концертов (проходивших по очень жесткому графику) бразильский коллега-музыкант предложил ему денек-другой просто передохнуть на своей фазенде и не брать в руки инструмент. На это Шафран ответил своей классической фразой, которую многие до сих пор считают изысканной шуткой. А между тем, он был как никогда серьезен: "Когда я не занимаюсь, я становлюсь голодный и злой!".
 
Даниил Шафран играет Виолончельные концерты Шумана и Дворжака
 
История исполнений ля минорного концерта Роберта Шумана состоит не столько из ответов, сколько из вопросов, которые еще ждут ответа. Как известно из хроники последних лет жизни автора, именно эту партитуру композитор продолжал дорабатывать и переделывать в те несколько дней, что предшествовали совершенной им попытке самоубийства. Накануне 27 февраля 1854 года, когда Шуман покинул свой дом в Дюссельдорфе и стремительно направился к мосту через Рейн, с которого прыгнул в реку, виолончельный концерт лежал у него на столе, и в него рукой автора вносились некоторые правки. Хотя к тому времени сочинение было уже закончено, очевидно, что сам Шуман некоторые его моменты и места считал спорными. Прояснить эти вопросы уже не удалось, поскольку в марте того же года Шумана поместили в психиатрическую лечебницу, и к своим прежним работам он более не возвращался.
Первое публичное исполнение концерта состоялось в 60-х годах XIX века, когда автора уже давно не было в живых, - и с первых же шагов концерт приобрел репутацию музыки интересной, тонкой, эмоционально неуравновешенной и чрезвычайно трудной для солиста. Даже более чем трудной, - традиционно считалось, что Шуман: а) никак не учитывает возможности, специфику и удобство игры на виолончели, излагая свои идеи на нотной бумаге и б) совершенно не умеет оркестровать, то есть ставит солирующий инструмент в крайне невыгодные, проигрышные условия состязания с противостоящей ему оркестровой массой.
Один из вероятных ответов на эти претензии к автору "Крейслерианы" и "Карнавала" состоит в том, что концерт первоначально предназначался вовсе не для виолончели, а... для скрипки. Были найдены соответствующие архивные материалы - в том числе и те, что вдова покойного, Клара Вик, сочла необходимым спрятать, поскольку, на ее взгляд, они могли косвенно свидетельствовать о помутнении рассудка ее мужа. Однако сейчас, как только вся та же самая музыка начинает исполняться на скрипке, сразу исчезают практически все "неловкости" в сольной партии - те трудности и неудобства, которые не "окупаются", не производят впечатления виртуозных. И проблема баланса, равновесия звучности (то есть, вопрос о том, хорошо ли слышен солист в диалоге с оркестром) тоже снимается сама собой. Более того, выясняется, что ни один из упреков в адрес автора не справедлив: все слышно, нет ни однообразия, ни "мутности" звучания, ни "корявого" изложения романтических шумановских идей.
Однако весь остаток XIX и практически весь XX век выдающиеся солисты-виолончелисты каждый по-своему решали загадку, которую этим концертом им загадал автор. Многие виолончелисты вообще не рисковали играть этот концерт публично, иные напротив - добивались невероятной убедительности и силы воздействия на зал именно в этой музыке с ее необузданным порывом и, с другой стороны, - пронзительной, щемящей рефлексией.
Совсем не случайно, что именно случай, произошедший в 1929 году с концертом Роберта Шумана, открывает новую эру в истории звукозаписи. Впервые в практике звукозаписывающих студий музыкальное произведение длительностью почти в полчаса записывалось без остановок, подряд. До того все крупные сочинения было принято при записи аккуратно "резать" на отрывки не более 3-4 минут, что соответствовало одной стороне тогдашней грампластинки. Солистом, который решил пойти на этот чрезвычайный риск, оказался молодой Григорий Пятигорский - блестящий и легендарный, объект зависти и восхищения. Когда идущий в трех частях без перерыва концерт Шумана был действительно записан подряд, без единой помарки и с одного раза (!) - гобоист лондонского оркестра, который аккомпанировал Пятигорскому, Юджин Гуссенс, не в силах сдержать своих эмоций, громко закричал "БРАВО!" прежде, чем в студии погасла лампочка с надписью "МИКРОФОН ВКЛЮЧЕН". Никто не посмел наказать его за это тяжкое нарушение студийной дисциплины. Более того, исторический возглас так и остался на той записи, как ни старались инженеры лондонской студии затереть его...
Таким образом, когда лет тридцать спустя Даниил Шафран взялся записывать этот же многострадальный концерт, всем было ясно, что речь идет не о рядовой рутинной работе, а почти что о подвиге, - тем более, что Шафран последовал примеру Пятигорского еще в одной спорной истории, которая также сопровождает концерт Шумана ровно столько, сколько концерт существует.
Дело в том, что в финале шумановской партитуры есть место, оставленное композитором для сольной каденции виолончели: по ситуации вполне понятно, что это должен быть не каскад виртуозных пассажей или иная демонстрация "доблестей" солиста, а драматический монолог во внезапно наступившей тишине. Монолог, который не может быть слишком кратким, потому что он подводит слушателя к стремительно набирающей скорость коде концерта - и этот монолог Шуман своей рукой выписал лишь частично. Есть исполнители, которые играют только то, что есть в нотах, не считая себя вправе добавлять что-либо к тексту классического произведения. Но Пятигорский записал концерт со своей собственной каденцией, которая представляет собой воспоминание обо всех главных событиях, произошедших в музыке за предыдущие полчаса, и продолжает традицию подобных "мыслей вслух", созданную еще большими виртуозами XIX века от Йозефа Иоахима до Фрица Крейслера.
Шафран, не имея нот каденции Пятигорского, сам расшифровал ее именно с той легендарной записи 1929 года и сыграл, кое-что добавив, а главное - вложив в те же самые ноты столько страсти, благородства и душевного трепета, что местами мы можем лишь догадываться о преемственности и связи этих двух исполнений самого спорного из романтических шедевров, написанных для виолончели…
 
Си минорный концерт Антонина Дворжака, без сомнения, самый масштабный из виолончельных шедевров романтического времени, ставит перед каждым своим исполнителем задачи ничуть не легче шумановских. Кто бы ни играл эту огромную, роскошную, мощную партитуру, все - начиная со знаменитого чеха Гануша Вигана, чье имя носит международный конкурс в Праге (Шафран стал победителем этого труднейшего состязания в 1950 году), - сталкиваются с одним мучительным вопросом. Как сделать так, чтобы голос виолончели не пропал, не утонул, не растворился во всей этой красоте, роскоши и мощи оркестрового звучания?
Существует легенда о том, как Иоханнес Брамс, - последний венский классик и давний, добрый друг Дворжака, - услышав этот концерт в первый раз в начале 90-х годов XIX столетия будто бы сказал, что только теперь он начинает понимать, на что способна виолончель. И выразил сожаление, что не понимал этого раньше.
Но тонкость в том, что партитура написана и просчитана по звуковому балансу всех ее деталей почти как настоящая опера - то есть, виолончели аккомпанируют, как если она была голосом певца на сцене, а оркестр работает, как если бы он находился в оркестровой яме хорошего оперного театра. Ни то, ни другое, к сожалению, не правда (и виолончель от природы звучит тише человеческого голоса, и оркестр не спрячешь в яму) - поэтому поколения виолончелистов пытаются со сцены "докричаться" до публики. В то время как публика слишком часто слышит здесь лишь скрежет и нажим, спортивный пыл, силу, порой агрессию, но не слышит самой музыки Дворжака.
Однако Даниил Шафран подходит к этой партитуре так, как будто всех этих проблем просто не существует! В его записи даже самый придирчивый эксперт не обнаружит ни попыток "выжать" из инструмента больше звука, чем тот готов сам отдать, ни каких-либо приемов "силовой игры". А что звук Шафрана везде, в каждом соло и в каждой реплике, прекрасно слышен, так это не столько заслуга звукорежиссера, сколько свойство его артистической натуры. Даниил Борисович как никто умел, не повышая голоса, высказаться так, что сам тембр, интонация, сам смысл того, что он играет, обращают на себя внимание и заставляют себя слушать. А та почти невероятная свобода, с какой Шафран обращается с текстом каждого исполняемого им произведения, еще умножает этот эффект: и коллеги-музыканты, и любой слушатель по ту сторону сцены помимо своей воли вовлекаются в историю, которую он рассказывает как бы "от себя". И не могут не следить за каждым следующим ее поворотом.
Правы те, кто замечали еще в 60-е - 70-е годы ХХ века, что Даниил Шафран доказал и каждым концертом подтверждает свое право собственными глазами читать классические ноты. Даниилу Шафрану было невероятно трудно аккомпанировать. Это больная тема для очень многих пианистов, которые не смогли с ним сработаться, - не говоря уже о дирижерах. Он был требователен, придирчив, непредсказуем, он мучил партнеров тем, что для него было нормой (филигранная отработка деталей, замедлений и ускорений каждого темпа, стремление к явно недостижимому совершенству) - а для них "причудами" знаменитости. Однако дирижеры, которые записали вместе с Шафраном концерты Дворжака и Шумана, вполне успешно преодолели этот психологический барьер, и их сотрудничество с ним, как с солистом, сложилось более чем удачно. Партнеры такого класса, как Кирилл Кондрашин и Нээми Ярви, способны разговаривать на равных с любым музыкантом, споря с ним, но уважая его мнение, незаметно уступая ему и подчеркивая сильные стороны его исполнительской манеры. Кстати, если с Кондрашиным Шафран стал работать, когда тот уже был очень опытным и уверенным в себе маэстро, то одним из первых шагов в блистательной мировой карьере Нээми Ярви стало именно сотрудничество с Шафраном (а параллельно с другим отечественным солистом экстракласса - пианистом Эмилем Гилельсом) в качестве дирижера-аккомпаниатора. Гилельс и Шафран немало способствовали успеху Ярви, разглядев в нем не только удивительно острый слух, гибкость, способность быстро ориентироваться и принимать самостоятельные решения, но и яркий своеобразный темперамент. Будущее показало, что и маэстро Ярви тоже сумел многому научиться, работая с такими личностями, как Даниил Шафран.

Артем Варгафтик


  Приобрести и заказать компакт-диски, выпущенные фирмой "Мелодия" можно здесь
 

 предыдущая   первая страница   следующая 


главная от а до я новые диски рецензии книжная полка пестрые листки ссылки

© 1999-2005     www.cdguide.nm.ru     All rights reserved


статистика